Британские учёные про СССР. С таблицей и графиками. Часть 2.

[sov0k]

Часть 1 здесь.
[Продолжение.]


Причины стремительного роста в 1928-40 гг.

Каким образом удалось в 1930-х гг. одновременно поднять и инвестиции, и потребление? Основная причина в том, что к работе в городской экономике были привлечены те труженики сельского хозяйства, которые в противном случае оказались бы безработными. Теоретическая возможность того, как это происходило, показана на Рис. 5:


В 1928 году Советский Союз был в точке типа D, внутри своего предела производственных возможностей PPF. При создании рабочих мест для безработных деревни, выпуск как предметов потребления, так и средств производства повысился – при смещении экономики в точку E. Далее было субсидировано непропорционально высокое (но не исключительное) производство средств производства. В результате, предел производственных возможностей несбалансированно расширился до PPF'. Резко повысился выпуск средств производства, но и выпуск предметов потребления также увеличился.

Чтобы установить возможности агрикультурной модернизации, я сравнил сельское хозяйство пятидесяти губерний Европейской России в 1913 г. с климатически сходными областями США и Канады в 1920/21 гг. (а именно, штатами Северная и Южная Дакота, Монтана и Вайоминг и провинциями Манитоба, Саскатчеван и Альберта). Биологические индикаторы, такие как урожайность зерна с гектара или надой молока с одной коровы практически не показали различий между Россией и похожими областями Северной Америки. В самом деле, урожай пшеницы в России и СССР был сравним с таковым в климатически сходных частях Северной Америки, как это показано при сравнении урожаев в Северной Дакоте с российскими на Рис. 6:

Основным различием между Россией и Северной Америкой был размер хозяйств и производительность труда. В 1920-х гг. среднестатистическая ферма в Северной Америке была в восемь раз больше, чем среднестатистическое российское хозяйство. Механизация давала частичный ответ, но население, занятое в сельском хозяйстве в Советском Союзе было избыточным даже по меркам традиционной технологии. Это и был тот трудовой резерв, мобилизованный в ходе стремительного увеличения основных производственных фондов.

Теоретическая модель, представленная на Рис. 5 была эмпирически применена в пятидесяти уравнениях мультисекторной симуляционной модели советской экономики, составленной в духе модели роста Фельдмана. Эта модель была использована для исследования трёх аспектов экономической политики: коллективизации сельского хозяйства, концентрации инвестиций на расширении тяжелой промышленности, а также использовании мягких бюджетных ограничений и задач на выпуск (вместо максимизации прибыли) для управления промышленностью. Результаты симуляции ВВП приведены в Таблице 1:

Верхняя строка показывает фактический ВВП 1928 г. (в ценах 1937 г.), а нижняя – ВВП 1939 г. Промежуточные строки показывают смоделированные значения ВВП 1939 г., произведенного при альтернативных инвестиционных стратегиях, соответствующих индексу "e" – пропорции вновь выпущенных средств производства направляемых на производство средств производства. В моих расчётах e колеблется от 0.07 – доля, характерная для 1920-х гг. до 0.23 – доля, характерная для середины 1930-х гг. Столбцы соответствуют альтернативным стратегиям в области сельского хозяйства и занятости. Самый левый столбец показывает коллективизированное сельское хозяйство и мягкие бюджетные ограничения². Моделирование по этой колонке соответствуют фактическим советским институтам. Средний столбец показывает, что произошло бы, если бы инвестирование происходило в институциональных рамках НЭПа, а правый столбец показывает эффект альтернативной инвестиционной стратегии с жёсткими бюджетами, т. е. такими, при которых занятость в промышленности ограничивается уровнем заработной платы, соответствующим предельному продукту труда (капиталистические отношения занятости).

Рассмотрим следующий мысленный эксперимент. Начнем с экономики, мене всего похожей на Советский Союз в 1930-х гг., т. е. с капиталистическими отношениями занятости и инвестиционной стратегией, которая просто воспроизводит ориентированные на предметы потребления капиталовложения 1920-ч гг. (т. е. е=0.07). Такая экономика произвела бы в 1939 г. ВВП в размере 240.6 – не намного выше 200.9 – стартового показателя 1928 г. и без всякого увеличения в расчёте на душу населения. Теперь повысим е до .23. В этом случае ВВП 1939 г. будет равен 290.3 – скачок на 21%. Стратегия инвестиций в тяжелую промышленность окупается. Далее заменим жесткие бюджетные ограничения мягкими. Симулируемый ВВП 1939 г. повышается до 348.3 – дельнейшее увеличение на 20%. Мягкие бюджетные ограничения также окупаются. Наконец, представьте, что свободные рыночные отношения между сельским хозяйством и промышленностью, которые характеризовали НЭП, были заменены обязательными поставками по установленным государственным ценам, как это было характерно для коллективизации. Симулируемый ВВП снова повышается, но только до 364.6 – дополнительная прибавка 5%. Выигрыш от коллективизации небольшой. Поскольку смоделированный уровень ВВП находится в пределах 5% от 344.9 – фактического значения 1939 г., этот мысленный эксперимент показывает, что инвестиционная стратегия и мягкие бюджетные ограничения заключают в себе полное объяснение роста советской экономики, и нет необходимости привлекать другие факторы для того, чтобы понять как он произошёл.

Примерно похожие выводы получаются, если проанализировать таким же образом другие совокупные показатели, хотя коллективизация представляется несколько более важной, когда в основу оценки ставятся [вместо ВВП] добавленная стоимость несельскохозяйственной продукции, и абсолютно контрпродуктивной, когда в качестве критерием экономической эффективности берётся потребление на душу населения. Коллективизация дает совсем небольшой толчок к накоплению основных фондов, как и в случае с ВВП.

[Минутка отсебятины:
Профессор лукаво обходит вниманием тот факт, очевидный из его же собственной таблицы, что эффект, который коллективизация оказывает на рост ВВП зависит от индекса "e". При низком e эффект от коллективизации – вообще отрицательный, по сравнению с “институтами НЭПа”. Зато при более высоком, скажем, е=0.3, коллективизация дала бы ещё более значительную прибавку к росту ВВП. Причём, как известно, в ходе первой пятилетки был принят ряд политико-административных решений, которые привели к неоптимальным темпам роста ВВП, а также имели место случаи вредительства на производстве. Так как эти факторы в модели проф. Аллена, по всей видимости, учтены не были, то следует предположить, что фактический показатель ВВП 1939 г. при условии отсутствия этих факторов был бы выше, чем крайний показатель, полученный Алленом при моделировании. Таким образом, было бы ещё более очевидным, что даже с чисто экономической точки зрения само решение на коллективизацию было верным, существенно увеличившим темпы роста ВВП]

На первый взгляд парадоксально, что коллективизация смогла увеличить ВВП, несмотря на то существенное сокращение выпуска сельскохозяйственной продукции, которое она повлекла. Два фактора разрешают этот парадокс. Во-первых, к концу 1930-х гг. сельскохозяйственное производство было восстановлено. Во-вторых, коллективизация подтолкнула экономический рост за счет ускорения скорости миграции из села в город. Несмотря на мягкие бюджетные ограничения, означавшие что предельный продукт труда в советской промышленности был ниже заработной платы, предельная производительность труда оставалась больше нуля, так что увеличение миграции влекло увеличение выпуска продукции. Самый медленный экономический рост всегда был при капиталистических отношениях занятости (жёсткие бюджетные ограничения), так как они подразумевают безработицу в экономике избыточной рабочей силы.

Как утверждают некоторые ревизионисты³, стремительная урбанизация привела к такому же стремительному росту спроса на продовольствие. Результатом этого была такая высокая инфляция цен на продукты питания на колхозных рынках, что коммерческая ситуация сельского хозяйства улучшилась, несмотря на низкие закупочные цены, устанавливаемые государством (Барсов, 1969; Ellman, 1975; Millar, 1970, 1974). Это важное открытие, однако, не опровергает того старого взгляда, что сельское хозяйство явилось источником сбережений для инвестиций в промышленность. Во-первых, разница между розничными и закупочными ценами приносила государству поступления в виде налога с оборота, которые шли на финансирование инвестиционного бума. Во-вторых, хотя условия торговли для сельского хозяйства улучшались, они улучшились бы ещё более, если бы не увеличивающийся клин налога с оборота. В-третьих, если розничные цены (за вычетом накладных расходов) использовать для оценки доли продаж сельского хозяйства от остальной экономики, то сельское хозяйство становится важным источником сбережений. В-четвертых, моделирование показывает, что инвестиционный бум в коллективизированной экономике снизил доходы крестьян, в то время как такой же бум в экономике типа НЭПа к этому не приводил бы. Сталинизм был на самом деле "Преображенский в действии".

Эти данные указывают на три важных вывода о советских институтах и экономическом развитии. Во-первых, НЭП, при котором сохранялось крестьянское хозяйство и рыночные отношения между городом и деревней, был подходящей институциональной средой для быстрой индустриализации. Коллективизация практически не принесла дополнительного вклада в эту систему организации. Во-вторых, самодовлеющее развитие сектора средств производства было жизнеспособным источником новых основных производственных фондов. Экспорт пшеницы и импорт техники – т. е. использование сравнительного преимущества – не были необходими для быстрого роста. В-третьих, централизованное планирование выпуска на предприятиях в сочетании с мягкими бюджетными ограничениями позволило эффективно мобилизовывать избыточную рабочую силу, которая в противном случае оказались бы незанятой. Эта дополнительная занятость принесла значительный вклад в выпуск продукции, также как и в широкое распределение потребления.


Демографическая история Советского Союза

Выпуск продукции на душу населения может быть увеличен за счет сокращения душ населения, также как и увеличением собственно ВВП. Между 1928 г. и 1989 г. население СССР увеличилось на 70%. Сравните это с трёх-, пятикратным увеличением, произошедшим в странах, находившихся на одном уровне развития с СССР в 1920-х гг. Возникает вопрос, почему СССР не разделил подобную судьбу.

Советский Союз избежал демографического взрыва по двум причинам. Первым была избыточная смертность в результате коллективизации и войны. Чтобы измерить долгосрочное воздействие этих потерь, была примененная симуляционная демографическая модель, и они, действительно, имели продолжительный эффект, как это показано на Рис. 7. Однако эти эффекты не были достаточно большими, чтобы объяснить разницу между СССР и Южной Азией или Латинской Америкой.

Основной причиной того, что в СССР не произошёл демографический взрыв, было стремительное снижение уровня рождаемости, которое было вторым и более важным ограничителем роста населения. Быстрый переход рождаемости был связан с образованием женщин, стремительным экономическим развитием, и повышением доступности продуктов питания, когда сельское хозяйство восстановилось от коллективизации. Этот результат установлен путём симуляции демографии Советского Союза на уравнениях рождаемости, составленных на основе данных развивающихся стран, а также российской и советских переписей населения 1897, 1939 и 1959 гг. Если бы российские женщины не получали образования или индустриализация шла медленнее, СССР получил бы поздний переход рождаемости (как в Индии) или его бы вообще не произошло (как в Пакистане). Симуляция этих возможностей показывает, что население достигло бы одного миллиарда в 1989 г. Увеличение населения в таком масштабе наверняка подорвало бы рост ВВП на душу населения.

[Так вот же он, миллиард расстрелянных Сталиным!]

Замедление роста Советской экономики

После Второй мировой войны, советская экономика возобновила стремительный рост. К 1970 г. темпы роста пошли на спад, а к 1985 г. производство на душу населения стало статическим. Низкие показатели имели несколько причин, одной из которых было истощение избыточной рабочей силы. Однако связь между полной занятостью и медленным ростом была многогранной.

Weitzman (1970) предложил объяснение технологической связи между ними. Он оценил производственную функцию постоянной эластичности замещения по данным 1950-60-х гг. и пришёл к выводу, что эластичность замещения между трудом и капиталом была .4 – значение, подтверждённое также Easterly и Fisher’ом (1995). Это существенно ниже, чем значение единства, часто получаемое при оценке развитых стран.

Низкая эластичность замещения является ключом как к успеху, так и к краху советской экономики. На Рис. 8 приведена диаграмма, рассказывающая советскую историю в упрощенной форме. Это изображение более схематично, чем у Вейтцмана, так как изокванты здесь предполагают фиксированные пропорции – эластичность замещения равную нулю, а не .4, но суть от этого становится яснее. По этой системе, повышение темпа инвестиций привело к стремительному росту 1930-40-х гг., пока использовалась возможность задействования избыточного труда. К 1950-м гг. структурная безработица была уничтожена, и рост замедлился, так как увеличение основных фондов столкнулось с убывающей отдачей.


График предполагает, что для производства единицы ВВП требуется фиксированное количество капитала и труда, которое показывает точка Y1. Эти пропорции сохраняются по диагонали 0-Y2. Больше труда (L2) или капитала (К2) не приводит к увеличению выпуска до тех пор, как количество второго остаётся неизменным. Предполагается постоянная отдача от масштаба, так что удвоение капитала (с K1 до K2) и труда (с L1 до L2) удваивает выпуск продукции (с Y1 до Y2).

В 1928 г. Советский Союз находился в точке типа А. Выпуск был ограничен одной единицей (Y1) из-за наличного капитала (К1). 1 единица труда была в избытке. В этом случае, накопление основных фондов увеличивало выпуск, двигая экономику вверх по вертикали из точки A в Y2; действительно, в этот период выпуск продукции и основные фонды росли в одном темпе. Избыточная рабочая сила соответственно сокращалась. Эти изменения относятся к периоду с 1928 г. по 1970 г., когда экономика СССР быстро росла за счет увеличения основных фондов.

Эра высоких темпов роста закончилась, однако, когда экономика достигла точки Y2, и избыточная рабочая сила была исчерпана. После этого, накопление капитала не могло создать роста. Капитал, накапливаясь в экономике, двигался вверх по вертикальной части изокванты, увеличивая свой избыток, тогда как труд ограничивал производство. В таких случаях выпуск перестаёт расти. И действительно, переход от быстрого роста к стагнации был коротким. В реальности он произошёл в поздних 1960-х – начале 1970-х гг. Одним из индикаторов этой перемены были незаполненные вакансии первой смены, доля которых повышалась с 1% в 1960 г. до 4.9% в 1970 г., до 7.3% в 1975 г., затем до 9.9% в 1980 г. и, наконец, достигла 12.2% в 1985 г. (Rumer, 1989). В 1970-х гг., один из чиновников Госплана сообщал в отчёте, что 10-12% введённых в строй основных фондов не используется из-за нехватки рабочей силы, и эта доля в 1980-х гг. могла только возрасти. Основные фонды увеличивались без соответствующего прироста ВВП, потому что рабочая сила для приведения новых мощностей в действие просто отсутствовала.

Числовые выводы более реалистичной версии Рис. 8 могут быть получены путем встраивания производственной функции Вейтцмана в модель роста Solow (1956) и симуляции роста ВВП на душу населения. (Эта симуляция проста и решает проблему 2 мировой войны путём исключения её из модели таким образом, что основные фонды и ВВП 1940 г. проецируются на 1948 г.) Рис. 9 сравнивает фактический рост реального ВВП на душу населения и его смоделированные значения, и они близко следуют друг за другом: стремительный рост с последующим коротким переходом к стагнации. В этой модели, падение роста ВВП на душу населения происходит из-за стремительного роста основных фондов, который наталкивается на сокращение отдачи, как только достигается ”полная занятость” труда.


Этот график изящно суммирует советскую историю, но он ставит вопрос: почему эластичность замещения [труда и капитала] была в Советском Союзе много ниже, чем в развитых капиталистических странах? Разница была не в заводских цехах, ведь история проектирования советских заводов предполагает значительную взаимозаменяемость между трудом и капиталом. Разница была на организационном уровне, но это был не просто вопрос – "план или рынок?" Реальная проблема заключалась в видении развития, которое ложилось в основу плана и которое делало акцент на сохранении существующих мощностей и сосредоточении на тяжелой промышленности и разработке ресурсов. СССР вел себя “как будто” совокупная производственная функция практически исключала взаимозаменяемость между трудом и капиталом, но эта видимость отражает огромные ошибки в советской инвестиционной стратегии, а не реальные различия в технологии. Не было чистой случайностью, что эти ошибки произошли в 1970-80-х гг., ведь конец экономики избыточной рабочей силы ставил новые управленческие задачи, и партийное руководство запороло их.

В 1960-е гг. произошло два изменения в инвестиционной политике, которые были очень вредными: во-первых, инвестиции сместились от строительства новых производственных мощностей к модернизации старых. Во-вторых, истощение старых месторождений нефти и горнодобывающих районов привело к перенаправлению инвестиций из Европы в Сибирь. Обе перемены влекли громадные расходы, и привели к стремительному росту основных фондов. Однако, массовые накопления не привели к увеличению выпуска продукции, так как инвестиции были в значительной степени потрачены в пустую. Это было, как если бы Соединенные Штаты решили поддерживать сталелитейную и автомобильную промышленность Среднего Запада путём переоснащения старых заводов и снабжения их рудой и топливом с севера Канады – вместо закрытия “Ржавого Пояса” и импорта автомобилей и стали с новейших современных заводов Японии, снабжаемых дешёвым сырьём из Третьего мира. Стране нужна была политика закрытия старых заводов и перевод их сотрудников на новые рабочие места с высокой производительностью, снижение затрат энергии и промышленных материалов и увеличение участия в мировой торговле.

Холодная война была дополнительным фактором, который снизил рост советской экономики после 1968 г. Создание высокотехнологичного оружия требовало непропорционально высокого привлечения научно-технического персонала для военных целей. Инновации техники и продукции гражданского назначения соответственно приходили в упадок. Половина снижения в темпах роста ВВП на душу населения произошла из-за снижения производительности, и это снижение представляет верхнюю границу воздействия, которое могла оказать гонка вооружений с Соединенными Штатами.

Интерпретация упадка советской экономики предлагаемая здесь является обратной по отношению тем аналитическим материалам, которые делают акцент на проблемах стимулирования и, как результат, неисполнении управленцами утверждённых планов. Напротив, эти планы были реализованы; проблема заключалась в том, что они были неразумными. Сила советского социализма была в том, что великие перемены могли быть произведены директивами сверху. Меры по расширению тяжелой промышленности, постановка задач на повышение выпуска продукции и мягкие бюджетные ограничения при управлении предприятиями подходили для условий 1930-х гг. Они были приняты в короткие сроки, и они привели к стремительному росту инвестиций и потребления. К 1970-м гг. отношение хороших решений к плохим снизилось. Возможно, самое большое достоинство рыночной системы заключается в том, что ни один индивид не управляет экономикой, так что никому не надо выдумывать решения для вызовов, которые возникают постоянно. То, что было поначалу силой советской системы, стало её величайшей слабостью, как только экономика перестала расти из-за отсутствия воображения в верхах.

[Ну что я могу сказать? Надо было не сраться с китайцами, а завозить их, ставить к советским станкам (на равную с советским рабочим зарплату, разумеется – интернационализм и инвестиции в экономику Китая в одном флаконе), и побеждать Америку. Какие же всё-таки Хрущёв с Брежневым были козлы!]

Список литературы – см. оригинал статьи.


Ещё ссылки:

Robert C. Allen. Farm to Factory: A Reinterpretation of the Soviet Industrial Revolution

Annotation
Contents
Chapter I

Видеозапись лекции проф. Аллена в каком-то московском ВУЗе


Ещё больше таблиц и графиков из книги проф. Аллена в журнале т. himmelwerft


_____________________
ПРИМЕЧАНИЯ:

2. ”Мягкие бюджетные ограничения” – термин применяемый буржуазными экономистами для описания ”социалистических” и аналогичных экономик, означающий, что правительство вместо закрытия убыточных предприятий гарантирует им покрытие убытков.

3. Имеются в виду, конечно же, не брежневцы, а историки, которые, в противовес традиционной западной версии о том, что коллективизация была полным провалом и крахом, пытаются исследовать её объективно, а также пытаются объективно подходить к оценке демографических потерь Советского Союза и их причин.

Comments

[frazier1979.livejournal.com]

"Первым была избыточная смертность в результате коллективизации и войны."

Ну про войну понятное дело. А откуда взялась избыточная смертность в результате коллелктивизации? Где источник с данными?

[sov0k.livejournal.com]

Я так понимаю, он голод 1932-33 относит целиком на счёт коллективизации.